Елена медленно покачала головой.
– Нет, – прошептала она. – Он не мог так поступить.
– Но это правда. И ты знаешь, к чему привело предательство твоего отца.
Елена дрожащей рукой вытерла слезы.
– Мне очень жаль, что твоей семье пришлось пережить много горя, – твердо заявила она, – но, клянусь, мои родные тут ни при чем. Мой отец не такой человек.
Габриель чувствовал, что она лгала. Но кому? Себе или ему? Вероятно, Иньяцио намеренно не говорил ей правду.
– Ты утверждаешь, что многого не знаешь о своем прошлом, потому что отец и братья скрывали его от тебя. Не говорит ли это о том, что они не посвящают тебя и в другие дела?
– Нет, – упрямо заявила Елена.
– Или ты заодно с ними, или занимаешься самообманом. Открой глаза. Правда – вот она, лежит на поверхности и ждет, чтобы ты увидела ее.
Елена проснулась одна в доме Габриеля во Флоренции, который впечатлил ее даже больше, чем его пентхаус на Манхэттене. Ее поразила роскошная и в то же время уютная обстановка, и она была тронута, увидев картину Джузеппе Арчимбольдо на стене комнаты, которую Габриель отвел под ее кабинет.
После визита к его матери их отношения изменились. Слово «семья» больше не произносилось, но Елена постоянно возвращалась к нему.
Как мог ее отец так поступить с Альфредо и с Габриелем, своим крестником? Почему он не встал на их защиту? Конечно, он не был участником их преступления, но ведь преданность – не пустой звук. Семейная верность занимала центральное место в мировоззрении ее отца, а Мантенья считались его семьей. Доказательства этого Елена видела своими собственными глазами на старых фотографиях в альбоме Сильвии.
Почему отец скрывал, что их семьи связывала такая тесная дружба?
Она пила кофе на балконе, когда Габриель вернулся домой.
– Доброе утро, дорогая, – улыбнулся он и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Ты сегодня рано проснулась.
– Не так рано, как ты. – Елена повернулась к нему щекой, чтобы он не мог поцеловать ее в губы.
За десять дней с момента их брака ее отказ целоваться с ним стал негласным правилом. Она разрешала коснуться своих губ только в присутствии других людей.
Поцелуи – единственное, что она могла держать под контролем. Габриель ни разу не возмутился, но Елена понимала, что это задевает его за живое.
Он не шутил, когда говорил, что перелет во Флоренцию будет прекрасной возможностью узнать друг друга поближе. Полчаса спустя после взлета они закрылись в спальне его частного самолета, и с упоением занимались любовью.
С каждым его прикосновением и поцелуем, ее уносило на такие вершины блаженства, что она прилагала немало усилий, чтобы реагировать на его ласки как можно сдержаннее.
В этот так называемый свадебный месяц они проводили вместе почти каждую минуту. Первая половина дня отводилась для работы, а потом они отправлялись гулять по городу или катались на машине по тосканским холмам, ходили по музеям и картинным галереям, посещали виноградники и ели в различных ресторанах и кафе. Елена никогда раньше не проводила время таким образом. Для ее отца культурными развлечениями были телевизор и ночные забеги борзых.
И хотя они с Габриелем часто спорили о том, что считать великими произведениями искусства, их взгляды во многом совпадали. Арчимбольдо был не единственным художником, творчеством которого они восхищались.
По правде говоря, Елене нравилось общество Габриеля. Если они в чем-то не соглашались друг с другом, их споры всегда были очень оживленными. Несмотря на присущие ему саркастичность и заносчивость, он выслушивал ее без того насмешливого взгляда, которым всегда одаривали ее братья.
Елена никогда бы не подумала, что можно проводить столько времени в постели, как это делали они. Только малая часть его уходила на сон.
Габриель был просто ненасытным, и хотя она не могла доставить ему удовольствие своим признанием, но ее страсть была такой же всепоглощающей.
Единственное, чего она не позволяла Габриелю, оставаясь с ним наедине, – это целовать ее в губы. Это было бы настоящим предательством по отношению к ее семье. Ей часто приходилось напоминать себе, что она с ним не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы спасти от тюрьмы отца и братьев. Габриель был ее врагом, и она не позволяла себе забывать об этом, несмотря на то что наслаждалась его обществом и каждый вечер втайне ждала, когда они снова окажутся в спальне.
– Ты ходил на пробежку?
– Ага.
– Когда я приезжаю домой в Рим, я тоже занимаюсь бегом.
– Буду рад, если ты присоединишься ко мне. Не беспокойся, я сбавлю скорость, чтобы ты не отставала.
– Ты думаешь, я буду отставать?
– Ты ниже меня ростом чуть ли не вполовину, – весело заметил Габриель, – и я бегаю каждый день. Поэтому, как ни крути, у меня больше выдержки.
– Побежим завтра утром, – приняла вызов Елена. – В котором часу ты выходишь из дому?
– Обычно, как только проснусь, но я с радостью подожду, пока ты встанешь.
– Нет, не надо ждать, буди меня сразу же.
– Я подниму тебя с превеликим удовольствием, – хищно улыбнулся он.
Габриель в точности знал, что сказать Елене, чтобы она пошла с ним на пробежку. Из того, что она рассказывала о своем детстве, он понял, что между ней и братьями шла жесткая конкуренция. Скажи ей, что она не сможет сделать что-то только потому, что она женщина, и она приложит в два раза больше усилий, чтобы доказать твою неправоту.
Эта черта ее характера приводила Габриеля в восторг.
Он разбудил ее в пять утра, зная, что если будет ждать дольше, то они упустят сонную тишину утренней красавицы Флоренции.